Креститель - Страница 66

Он поднялся и вышел из княжеской светелки, громко хлопнув дверью.

Остановить его никто не пытался. Хотя — чего ради? Ведь они с Владимиром обо всем договорились. Широко зевнув, ведун поднялся на свой этаж. Теперь, когда решение было принято и он мог расслабиться, вино внезапно показало, что оно есть, и показало довольно крепко. Ноги стали подгибаться при каждом шаге, в голове шумело, стены покачивались. И чем дальше, тем сильнее нарастало это состояние. Чтобы добраться до нужной комнаты, Олегу пришлось собрать всю свою волю, а то, что он смог снять сапоги, и вовсе стало подвигом.

— Где ты был? — села в постели Пребрана, прикрыв краем одеяла обнаженную грудь. — Что вы делали?

— Мы занимались госуда… государственными делами… — пробормотал Олег, уже упав на постель.

Глаза его закрылись, и ведун покатился в радужную, мягкую и бездонную пропасть беспробудного сна.

Определить среди волхвов святилища Будимира труда не составило. Немногочисленные прихожане, что по неотложным нуждам заходили в святилище, издалека косились, а то и показывали пальцами на единственного волхва в бархатной мантии, с золотой цепью на плечах и резным посохом в руке. Причем излишне помпезное одеяние никак не вязалось с весьма молодым видом верховного жреца. И почему-то ничуть не удивился Середин, обнаружив, что разговаривает взбунтовавшийся служитель бога грозы не с кем-нибудь, а с византийским священником в скромной черной рясе.

Ведун прошел мимо, остановился перед Сречей, склонил голову и молитвенно забормотал:

— Стану не помолясь, выйду не благословясь, из избы не дверьми, из двора не воротами, мышьей норой, собачьей тропой, окладным бревном, выйду на широко поле, спущусь под круту гору, войду в темный лес. В лесу спит дед, в меха одет. Белки его укрывают, сойки его поят, кроты орешки приносят. Проснись, дед, в меха одет. Дай мне хитрость лисью, силу медвежью, ловкость кунью, глаза кошачьи, уши волчьи…

Глаза резануло слишком ярким светом, и Олег поспешно их закрыл. Зато обострившийся слух тут же распознал слова в речи далеко стоящих людей:

— …понимаю я тревогу твою, великий волхв, — настойчиво уговаривал грек, — и право понимаю донести до людей волю божию. Скажу более, базилевс Василий, искренне любя народы ближние и дальние, всегда готов поддержать их стремление к свободе, их желание сбросить тиранию правителей безбожных. Однако же кровь человеческую проливать без крайней нужды никому негоже. Восемь тысяч наемников этой зимой князю клятву принесли! Нурманы, эсты, свеи, бриты. Разве пожалеют они животы народа русского, коли князь в сечу их пошлет? Кровь по улицам киевским рекою течь станет, вдовы завоют в каждом доме, дети-сироты от голода пухнуть начнут. Разве ж можно попустить такое, даже во имя святого дела? Нет, Будимир, не согласен я с намерением твоим и поддержки византийской обещать не стану. Базилевс любит Русь, народ русский и желает ему токмо добра, а никак не крови. Остуди гордыню свою, измысли пути иные, бескровные, дабы волю высшую на землю свести.

— Народ русский устал от жертв кровавых, что нужны для удержания власти Владимировой! — горячо отмахнулся волхв. — Оглянись округ! Разве это святилище наше? Оно пустынно, как зимнее поле. Люди стали чураться древних богов, погрязая в неверии и невежестве. Ныне многие киевляне детей своих к волхвам на учение не отпускают, опасаясь для них исхода страшного. Подношения не несут, боясь обряд увидеть кровавый… Нет, грек, несчастье русское с князем решать надобно ныне, немедленно! Не то утратят люди корень свой, веру и имя свое!

— Кровь, на алтарь проливаемая, мала и от большой крови вас спасает. К тому же, не русская она, я сам далеких невольников для Перуна покупаю. Зачем же животы свои прихожанам класть?..

Олег не поверил своим ушам — византийский святоша и вправду стремился удержать изменника от прямого кровавого переворота! Греки оберегают Русь от напрасного смертоубийства?! Воистину, проще поверить, что небо поменялось с землей местами, реки потекли вспять, а на снежных вершинах распустились розы. Середин, стряхнув заговор на кошачий глаз, даже обернулся, чтобы еще раз убедиться — да, действительно, он слышал разговор именно монаха и изменника.

— Ква… — покачал головой Середин. — Клянусь семенем Даждьбоговым, коли встречу еще одного честного византийца, тем же днем пойду в ближайшую церковь и перекрещусь.

А пока он низко поклонился ночной богине, развернулся и целенаправленно двинулся к Чуру, что стоял слева от цели. Проходя за спиной Будимира, Олег повернул голову, окинул его быстрым взглядом: волосы мытые, но нечесаные. На плечах несколько волосин. Во время разговора волхв несколько раз переступил с места на место, и в пыли остались четкие следы.

— Ой! — Ведун быстро сунул руку в карман, выдернул кончиками пальцев монетку, уронил ее на землю и тут же наклонился: — Ну, куда же ты…

Пытаясь подобрать денежку, он сдвинул ее к следу волхва, а потом заграбастал вместе с горстью пыли. Выпрямляясь, сильно задел жреца по спине, но тут же испуганно коснулся его плеча пальцами другой руки, старательно извиняясь:

— Прости ради Сварога, отче! Златник Чуру нес, да обронил.

— Пусть пребудет с тобой милость Перуна, дитя мое, — через плечо ответил Будимир.

— Прости, отче… — кланяясь, попятился ведун, на ходу высыпая в поясную сумку пыль и кидая туда же зажатый между пальцами волос. Убедившись, что предатель не обратил на его неловкость никакого внимания, Середин облегченно перевел дух, развернулся и быстрым шагом двинулся к выходу.