Креститель - Страница 48

— Сам не знаю, — сел на полке Середин. — Ну, ты и парить, боярин!

— Хорошему человеку пара не жалко!

Пребрана уже натирала свою щеку и ухо мазью. Получилось это у нее довольно быстро, и она подошла к Олегу:

— Давай, руку чуть отодвинь…

Девушка стала плавными осторожными движениями размазывать ему по боку волховское зелье. Запахло мятой, бок ощутил холодок и легкое онемение, снимающее боль. Впервые за день в теле наступало облегчение. Пребрана прошлась по всему боку, потом начала натирать руку, наклонилась немного вперед, шепнула:

— Животик мне погладь, боярин…

Олег на миг удивился, потом улыбнулся и обеими ладонями провел ей от нижних ребер до влажных волос внизу, обратно, потом еще несколько раз справа налево.

— Благодарствую… — Она опять качнулась вперед и коснулась его губ своими.

Ведун совсем было ответил на ласку, но тут из памяти всплыл громкий крик: «Насилуют!», и любовное настроение мгновенно прошло.

— Интересно, который ныне час?

— До заката далеко.

— Еще дойти нужно…

Середин слез с полка. Покачиваясь, добрел до выхода, распахнул дверь в предбанник, вдохнул прохладный воздух, и в теле тут же возникла необычайная легкость. Он надел чистое исподнее, сунул ноги в сапоги, вышел на улицу и упал на лавку рядом с Радулом, откинувшись на стенку:

— Хорошо…

— От, и половина лечения прошла, — сделал вывод киевлянин. — Теперь кваску вам холодного испить надобно, да и в святилище идти. Там волхв над вами молитвы пошепчет — и вовсе исцелитесь.

— Не хочу никуда идти…

— Надо ведун. Куда ты с такой рукой?

— Солнце еще высоко.

— Дык, это оно пока высоко! А как сберетесь, пока дойдете — оно и сядет. Опять же, до зари волхв звал. Стало быть, не на закате туда прибыть надобно, а пока светло. Давай-ка, одевайся, ведун. Счас и Пребрану позову.

Взяв себя в руки, Середин поднялся и вернулся в предбанник — одеваться.

Радул оказался прав. После парилки, несмотря на легкость в членах, идти быстро не хотелось, а потому они с девушкой брели по дороге, еле переставляя ноги, и вошли в ворота святилища, когда до заката оставалось всего ничего.

Рыжебородый встретил их у идолов Зари, между которыми был расстелен ковер. Волхв деловито осмотрел лицо девушки, не обратив на Олега особого внимания, потом махнул рукой:

— Ложитесь.

Ведун с боярышней, переглянувшись, вытянулись на ковре, лицом к темнеющему небу.

— Тебя, Заря-Зарница, Рада-Радуница, общая сестрица, словом своим заклинаю, делом зазываю, именем выкликаю, — быстрым речитативом заговорил волхв, приседая на углах ковра, и Олег почувствовал легкий ароматный дымок. — Приди в храм свой, взгляни на детей своих, дыхание свое им подари, их забери на ночную смерть, на дневное воскресение… Дышите глубоко, постоянно глубоко, не прерываясь, — наклонившись, зашептал больным волхв. — Вдыхайте Зарю полной грудью, без роздыха, пока ночь не придет.

Пребрана глубоко и часто задышала, и ведун последовал ее примеру. Они дышали так минуту, другую. Голова начала побаливать, кружиться — но Середин продолжал лечебный ритуал, полагаясь на опыт здешнего волхва. Между тем мышцы рук и ног стало скрючивать судорогой, огонь охватил обручем всю грудь, голова закружилась сильнее — и ведун почувствовал, как, вращаясь вокруг своей оси, он проваливается куда-то вниз, сквозь ковер, сквозь землю. Наступила тьма — но не холодная, глянцевая, враждебная, а мягкая, бархатистая, уютная, словно мех черного соболя.

И Олег погружался в нее, закручивал на себя, ничего не чувствуя и не желая, в полном и блаженном небытии. Только темнота, темнота, темнота…

Когда он открыл глаза, небо уже розовело. Утренняя прохлада забралась под рубашку, заставив его встряхнуться и сесть. Рядом зашевелилась Пребрана:

— Где я? Что это было?

На лице ее не оставалось никаких следов кровоподтека, и Олег тут же крутанул в суставе левой рукой, пощупал бок. Не болит!

— Надо же, прошло!

— А у меня тоже? — схватилась за щеку девушка. — Да, ничего не чувствую!

— Просто чудо, — удивился ведун.

— А славную мы с тобой ночь наедине провели, боярин, — томно сообщила Пребрана.

Середин нервно дернулся и вскочил:

— Жалко, что ничего не было, — напомнил он.

— И правда, жалко, — согласилась девушка. Заскрипели, отворяясь, ворота, в святилище вошел волхв. Оценивающе посмотрел на одного, на второго.

— Благодарствуем тебе, отец, — поклонились молодые люди.

— То не меня, то Зарю благодарите. Ее милость.

— За такое чудо ничего не жалко, — полез в карман Середин. — Хочу подарок богине сделать.

— Богам серебро ни к чему, — хмуро ответил волхв. — А я от тебя ничего не приму.

— Это почему? — не понял ведун.

— Гордыни в тебе чрезмерно, смертный. За милостью в чужой дом приходишь, с просьбою — а уж себя выше всех мнишь. Совета не ждешь, своего завсегда требуешь. В свой дом я бы тебя и не пустил, да токмо это дом божий. Ты Заре поклонился, я ей слова твои донес. А знать тебя не хочу. Ступай.

Середин почувствовал, как у него горят уши. Однако он нашел в себе силу спокойно поклониться хранителю святилища и вежливо ответить:

— Всё равно, спасибо тебе, отец. Раз брать с меня ничего не желаешь, должник, стало быть, я твой остаюсь. Коли понадобится чего, ты об этом помни…

— Прощаю! — отмахнулся волхв.

— …и я помнить буду, — закончил Олег, поклонился еще раз и, развернувшись, покинул капище.

Киев

Поехать в тот же день дальше не получилось: снятую перед баней одежду Радул отдал постирать, а потому пришлось дожидаться, пока она высохнет. Зато люди и сами отдохнули, и дали роздых лошадям, так что на следующий день без труда одолели почти сто верст до ближайшего города.