Креститель - Страница 12

— С легким паром, гости дорогие!

Пока они намывались, хозяин успел переодеться в шелковую рубаху, выпущенную поверх атласных шаровар; Пребрана нарядилась в платье из темно-синего бархата, идущее складками по ее неказистой фигуре. На Труворе по-прежнему была простая полотняная косоворотка — только теперь белая, с вышивкой по вороту.

— Ну, присаживайтесь, угоститесь, чем боги наградили.

— Благодарствую, хозяин, не откажемся, — прижав руку к груди, разом поклонились гости.

Дабы выказать свое доверие и уважение, Радул снял с пояса меч и положил на лавку при входе. Ведун опустил рядом саблю, оставив под рукой только нож — не на случай схватки, естественно, а чтобы мясо или рыбу разделывать. Боярин Зародихин первым опустился в кресло во главе стола, придвинулся. Гости, боярская дочь и Трувор, явно числившийся в усадьбе кем-то вроде воеводы или тиуна, расселись на застеленные овчиной лавки.

Стол Люций Карпович накрыл не но правилам. Олег уже привык, что на пирах сперва выносили пироги и расстегаи, потом мясо-рыбу-каши и прочие закуски, потом борщ, рассольник или еще какой суп, а на завершение — сладковатое сыто. Здесь же стол ломился от всего сразу: и пряженцы, и убоина, и ватрушки, и лотки с зайчатиной, и румяные тушки то ли перепелок, то ли рябчиков, и бараний садрик, и ветчина, и заливная лосятина, и вертела с запеченными почками, и стерляжьи спинки, и гольцы с шафраном, и щучьи головы с чесноком, и грибы соленые да печеные, и караси в сметане, и раки вареные… Единственное, в чем хозяин уступил обычаю, — так это в том, что перед ним на столе стояло опричное блюдо с крупными кусками подкопченной свинины, и боярин тут же, наколов на кончик ножа, подал по увесистому шматку княжескому воину и Олегу, выражая гостям свое почтение.

— Мед хмельной по весне с первого поставил, — сообщил хозяин, беря за ножку большой медный кубок. — Видать, ради этого случая и бродил. За знакомство давайте выпьем, други, и чтобы встреча наша токмо радости всем принесла.

Все дружно осушили бокалы, взялись за ножи. Середин при виде такого изобилия с неожиданной ясностью ощутил, как давно не наедался от пуза, и на некоторое время забыл об окружающих. Спохватиться его заставил новый тост Люция Карповича.

— Вспомним тех, други, кто с нами был, но ныне нет. По ком душа болит, кого забыть не можем…

Люди нахмурились, задумались. Выпили, глядя перед собой. Снова взялись за еду, но уже без прежней торопливости.

— Богатый у тебя стол, боярин, благодарствую, — кивнул хозяину Радул. — Не всякий князь так потчует.

— То не радость, то боль моя, — огладил подбородок толстяк. — Припасы богатые, да кормить, почитай, и некого. Пия хладосердный нас осенью посетил. Мор с собой принес, жатву собирать начал. Сына старшего забрал, женушку мою сердешную, отца ее, мою матушку с обеими тетками, холопов половину сожрал. Дядьев отцовских. Пребрану сосватали — так и по жениху ее тоже тризну справлять пришлось. Одиннадцать быков я в жертву принес, милость Белбога выпрашивая. Одного, трех, потом семерых на капище привел. Токмо тогда Пия и отступился. — Боярин горестно покачал головой. — Как и жить теперь, не знаю. Легче самому было за Калинов мост уйти. Но меня чаша Мары стороной минула. Похворал маленько, да выправился.

— Боги испытывают нас, боярин, — взялся за кубок богатырь. — Ломают, пугают. Поломаться нам не должно. Долг наш святой и пред ворогом лютым, и пред гневом божьим выстоять, землю отчую сохранить, семя Сварогово детям нашим передать. Дабы множилось племя русское, гремело имя предков наших. За них давай выпьем, боярин. За отцов, что на нас глядят ныне с полей счастливых. Чтобы гордились нами, а не печалились!

Он плеснул немного пива прямо на пол, после чего осушил кубок в несколько глотков. Его примеру последовали остальные.

— Горечь твоя понятна, боярин, — продолжил княжеский воин, — однако же испытание ты прошел с честью. Долг каждого человека честного каков? Род сохранить, детей после себя оставить. Будут дети — всё остальное приложится. Тут тебе горевать грешно. Дочь выросла красавица, сыновья, сам сказывал, тоже возмужают скоро. Не прервется, стало быть, род Зародихиных, останется на земле русской.

— Род, может, и продолжится, — откинулся на спинку кресла хозяин. — Да вот землю сохраню ли? Не всё тут ладно получается.

— Ну, боярин, тут я удивляюсь, — развел руками богатырь. — Чай, не на порубежье живешь, в центре земель русских. Половцам да шайкам хазарским сюда не добежать. Латинян мечи наши в норы давно загнали. С татями подорожными ты управишься, невелики вояки. Чего бояться?

— Ворогу завсегда голову снять можно, боярин. А что супротив гнева княжеского сделать можно?

— Гнева княжеского? — моментально снизил тон богатырь. — О великом князе молвишь али о своем, Полоцком?

— Полоцкий князь намедни грамоту гневную прислал… — стрельнул глазами в сторону дочери хозяин. — Напомнил, что под слово мое пять годов назад полюдье повозом мне заменил. А я по зимнему пути дани-то и не отвез. С ятвягами опять же зимой у него ссора случилась — так я в рать к нему не исполнился, ни единого меча не выставил. Весть-то я об этом получил, да кого выставлять было? Сам на ногах не стоял, подворье обезлюдело.

— Так отписал бы князю-то!

— Гневлив больно князь в письме был. Недоимку в десять дней прислать требовал, да ратников выставить. Угодья родовые отобрать грозился.

— Ужели платить нечем?

— Недоимку собрать недолго, — вздохнул боярин. — И серебро на откуп дать могу заместо ратников — дабы не требовали ополчения, пока старшему четырнадцать не исполнится. Везти некому. Ослаб я после недуга. Крушение в голове частое, в беспамятстве порой пропадаю. Боюсь, не довезу. А с Трувором отправляться — усадьба пустой останется. Опять же, Трувора послать — здесь догляда не будет. Не хватит меня на всё хозяйство.